Яшнов, Евгений Евгеньевич
Евге́ний Евге́ньевич Я́шнов (15 [28] ноября 1881, Норская мануфактура — 25 июня 1943 года, Шанхай) — русский учёный-статистик, историк, синолог, демограф, общественный деятель, литератор, поэт и публицист.
Евгений Евгеньевич Яшнов | |
---|---|
Дата рождения | 28 ноября (15 ноября) 1881(1881-11-15) |
Место рождения | Норское |
Дата смерти | 25 июня 1943(1943-06-25) (61 год) |
Место смерти | Шанхай |
Страна | Российская империя |
Научная сфера | китаеведение |
Место работы | КВЖД |
Известен как | автор оригинальной концепции трудоинтенсивного развития сельского хозяйства Китая |
Награды и премии | Малая Серебряная медаль Русского Географического об-ва (1928) |
Окончил Ярославское городское училище (1897). Трижды арестовывался за революционную деятельность в период (1899—04 годов), был сослан в Вологду (1902—1904 гг.), где работал корректором, журналистом в газетах «Северный край», «Самарская газета», «Самарский курьер», «Нижегородский листокъ». После ссылки, в 1905-07 гг., работал в Петербурге журналистом в изданиях «Новости жизни», «Товарищ», «Голос», «Волна». скрывался в Финляндии, в качестве репортёра выезжал в Германию, Италию и Австрию. Ещё во время вологодской ссылки начал работать в оценочном бюро Губернского земства. После возвращения из Европы уехал в Туркестан, где стал работать статистиком в Туркестанском управлении переселенческого дела в Сыр-Дарьинском районе (декабрь 1907 — весна 1913), проводил полевую статистическую работу по изучению хозяйства кочевых киргизов. Весной 1913 года командирован в Самарскую область для обследования крестьянских и помещичьих хозяйств. В конце мая 1914 — сентябре 1915 гг. был командирован в Северную Персию для статистического обследования хозяйства русских переселенцев. Заведующий отделом продовольственной статистики в Петрограде (сентябрь 1915—1917), статистик-экономист статистического бюро при Управлении делами Особого совещания по продовольствию (с марта 1917 Министерство продовольствия). Осенью 1917 года переехал в Омск, здесь служил уполномоченным Временного Сибирского правительства при Комуче в Самаре (август 1918), занимался продовольственной и кооперативной статистикой по заданию правительства Колчака; уполномоченный Председателя Временного Всероссийского (с 18. 11. 1918 — Российского) правительства П. В. Вологодского (ноябрь 1918 года); консультант и секретарь Совета Ведомства Финансов при правительстве Антонова во Владивостоке (1919 год).
Агент Экономического Бюро при КВЖД в Харбине (1921—1935). Дважды посещал СССР (конец января — середина марта 1923 года, Москва и 1927, Хабаровск). После захвата Маньчжурии японцами и продажи КВЖД японцам жил в Тяньцзине и Пекине. Член Общества изучения Манчжурского края (ОИМК); Исторического кружка в Шанхае (жил в городе с 1938 года).
Автор оригинальной концепции трудоинтенсивного развития сельского хозяйства Китая. В более поздних работах выдвинул идею о демографических циклах в истории Китая.
Писал рассказы и стихи с 1899 года, однако единственный поэтический сборник был издан только после смерти. Более полувека имя Яшнова оставалось забытым для российской историографии, новый виток интереса наметился только в начале XXI века.
БиографияПравить
Детство, юность отрочествоПравить
Евгений Яшнов родился 15 ноября 1881 года в посёлке Норская мануфактура (ныне — Норское) в 12 верстах от Ярославля. Его отец, Евгений Григорьевич Яшнов, занимался покупкой льна для льнопрядильных фабрик для Норской мануфактуры, умер в возрасте 34 лет в конце 1885 года, когда мальчику было всего 4 года. Мать Яшнова происходила из ярославских мещан, работала на фабрике. В своей автобиографии Яшнов отмечал, что матери удалось в одиночку воспитать сына и дать ему образование, не останавливаясь при этом на бытовых деталях[1]. О них известно из другого источника, рассказа одного из ближайших друзей юности В. А. Смирнова: «Мать — старообрядка — будила каждую ночь мальчика и заставляла вместе с собой молиться об упокоении души отца, простаивая на молитве на коленях 1-2 часа, причем, когда сын дремал, била его лестовкой» . В четырнадцать лет мальчик даже бежал из дома и какое-то время бродяжничал, занимаясь тяжелым физическим трудом[2].
В 1897 году Евгений окончил Ярославское городское училище. Позже он вспоминал[3]:
Семнадцатилетним (даже моложе) мальчиком, кончившим Ярославское городское училище, не имевшим ни знаний, ни опыта, ни руководителей, тыкался я туда и сюда, словно щенок, потерявший свою конуру. Бывали и очень тугие времена — вплоть до помыслов о самоубийстве и т. п. Вообще «праздник жизни — молодости годы» для меня прошли очень грустно. Но уже с 21-22 лет я понемногу черепашьим шагом стал находить себя и, следовательно, свое место в мире.
Покинув училище, Яшнов больше никогда не возвращался в стены учебных заведений — все его последующие знания, навыки и умения развивались сугубо благодаря упорному самообразованию. Продолжить образование юноше помешал, с одной стороны, недостаток средств, а с другой — увлечение политикой. С 1899 по 1904 гг. его трижды арестовывали, а с 1902 по 1904 гг. он находился в ссылке в Вологде[3]. В одном из полицейских документов, «Политическом обзоре по Ярославской губернии 1900 г.», сохранились показания бывших соучеников Яшнова, в которых подчёркивалось, что тот «всегда вступал с ними в споры о религии и научно им доказывал противоречия Священного Писания с научными данными, и хотя они не могли с ним согласиться в том, что Бога нет, но что уверения Яшнова были очень доказательны, за что они Яшнова уважали как умного и начитанного человека»[2].
В 18 лет Яшнов дебютирует в печати как прозаик — рассказом «В поезде» в ярославской газете «Северный край» (25 декабря 1899 года), где в то время он служит корректором. Примерно в те же дни Яшнов, заподозренный «в принадлежности к партии, распространявшей преступные идеи», попадает в первую из своих (по его собственному выражению) «юношеских политических передряг», подвергнувшись двухнедельному аресту. Повторно его арестовывают в начале февраля 1902 году «по делу о преступном кружке, образовавшемся среди рабочих Ярославской Большой мануфактуры», а через два месяца отправляют в Самару под особый надзор полиции. За короткий срок пребывания в этом городе Яшнову удаётся напечатать (в «Самарской газете») несколько своих рассказов. В середине июня 1902 года он оказывается в Вологде, о чём кратко упомянет в 1928 году: «Статистическая работа началась во время вологодской ссылки: счётчиком в Оценочном Бюро местного губернского земства»[2].
В конце марта 1903 года с разрешения полиции Яшнов возвращается в Ярославль, а 26 октября того же года в третий раз привлекается к дознанию. Основанием ареста «послужил обыск, при котором были найдены две брошюры под названием „Милитаризм и рабочий класс“ и „Программа Российской социал-демократической рабочей партии“, а также сведения о принадлежности его к тайному преступному сообществу». Однако трехмесячное следствие по обвинению Яшнова ни к чему не привело — его выпускают из тюрьмы и вновь отдают под особый надзор полиции в Вологде, куда он приезжает 9 февраля 1904 года[2]. Тем не менее, Яшнов продолжает сотрудничество в ярославском «Северном крае». Его рассказы и статьи продолжают появляться на страницах газеты. В середине августа 1904 года он переезжает в Самару. Именно со страниц самарских газет 1905 года, наряду с журналистикой и прозой Яшнова, начинает приходить к читателю и его поэзия. Впрочем, состоя в то время членом редакций «Самарской газеты» и «Самарского курьера», Яшнов преимущественно занимается редакционной работой, которая не соответствовала его призванию: «…за последнее время <не писал> и совсем ничего. Много приходилось работать на газету, — сообщит он В. А. Смирнову перед отъездом из города, имея в виду „Самарский курьер“. — Я вёл провинциальный, областной и земельный отделы. Вся эта ерунда туманила душу»[2].
К лету 1905 года с Яшнова снимается полицейский надзор, и он получает возможность свободного выбора места жительства. Оказавшись в Петербурге, он в конце октября напишет оттуда В. А. Смирнову: «Постоянной работы пока нет. В „Н. Жизни“ взяли кое-что»[2].
«После арестов и ссылки, — писала жена Яшнова, — он жил около двух лет в Петербурге и Москве, некоторое время скрывался в Финляндии и ненадолго выезжал заграницу в качестве корреспондента от какой-то газеты. Побывал он тогда в Италии, в Вене и в Берлине. Делясь впоследствии своими впечатлениями о Берлине, он рассказывал, что каждый берлинский дворник уже в то время собирался завоевывать Россию»[1].
Уже в эти годы проявляется меланхолично-поэтическая натура Яшнова, о чём свидетельствуют уже первые его письма из Европы, путевые замки в которых, по выражению Переверзева, «сделали бы честь беллетристу самой высокой пробы»:
В Вене на трамвае я кое-как разговорился с кондуктором. Ехали мы мимо самых красивых зданий: Гофбурга, музеев, оперы, университета, рейхстага, ратуши, Votivkirche… Я как-то невольно воскликнул; может ли быть что прекраснее? — О, — ответил кондуктор, невзрачный немчура, — мир еще лучше! — и указал рукой на горизонты. Самый глубокомысленный философ не мог бы сказать ничего более красивого и верного.
СтатистикПравить
Литературным трудом было невозможно заработать на жизнь, и Яшнов устраивается на должность статистика. Еще во время вологодской ссылки ему пришлось работать счетчиком в оценочном бюро Губернского земства. Вскоре, как он часто делал это впоследствии, Яшнов круто меняет жизнь и уезжает в Среднюю Азию.
В начале августа 1907 года Яшнов перебирается в Ташкент. В письме из Ташкента он писал:
Итак, Вася, привет тебе из Азии. Город очень занятный, не похожий ни на что. Весь журчит: это арыки текут. <… > Здесь всё в зелени; акации и пирамидальные тополя; словно кукушки, воркуют горлинки, стрекочут цикады; толстые сарты едут на тощих осликах; на тротуарах пьют чай; солнце жарит как обалделое; земля трясётся от счастья; небо — как голубой шёлк, звёзды — словно яблоки, а яблоки — словно арбузы, а арбузы — словно десятирублёвые глобусы, а журналисты тупы и старозаветны — как сивые мерины.
Заворожил нас Петроград
Газетно-театральной ложью,
И мы забыли, как горят
Костры зари во славу Божью.
Прильнешь к седлу, взметнется плеть, —
А степь пуста и неоглядна.
И — Господи! — как хочешь жадно
Скакать, устать и умереть!
Пускай лепечут мудрый бред
Философы — седые дети, —
Мне больше, чем все книги эти,
Отрады даст степной рассвет!
Помытарившись несколько месяцев в поисках литературного заработка и так и не найдя его, Яшнов определяется на службу в Туркестанское переселенческое управление в Сыр-Дарьинском районе, занимаясь главным образом исследованиями киргизского хозяйства. Это был период, когда он стал увлеченно работать над стихами[3]. Весной 1908 года начинается полевая статистическая работа Яшнова в Туркестанском крае (как он сам лаконично напишет через 20 лет, «по исследованию киргизского хозяйства»), продолжавшаяся без малого 4 года[2].
Сведения о его тогдашней жизни отрывочны. Оказавшись 6 октября 1909 года в Баку, он кратко сообщает сестре: «С 20 мая я не проводил на одном месте больше нескольких дней; верхом мною сделано вёрст 900, столько же на почтовых и в крестьянских повозках, 2000 вёрст на поезде, вёрст 150 морем, — да предстоит ещё…»[2].
Через несколько лет Яшнов на короткий срок покидает Среднюю Азию. Два года — 1913—1914 гг. — он провел в Самаре, обследуя крестьянские и помещичьи хозяйства. Наглядно убедился в том, какие противоречия вызрели к тому времени в крестьянской среде, и предчувствовал, что скоро может вспыхнуть бунт[3]. Впечатлениями от событий он делится и в письмах того времени. Вот отрывок из письма Н. С. Ашукину от 13 августа 1913 г.: «Дикое болото жизни, грубые крики, звериные взгляды, жестокость, бестолочь, тупой эгоизм, бесцельность той нелепой жизни, какая идёт кругом сейчас, угроза России тёмным тяжёлым будущим, несомненный психический и социальный регресс народный, — всё это толчётся в моей душе, как сырая осенняя мгла. <… > Остаётся одно утешение — мысль о вечности. <.. .> В экономии мира всё разумно. И даже тоска моя в это серое утро имеет корни в Боге»[2]. Более полно свои впечатления от общения с крестьянами и помещиками Яшнов изложит через несколько лет в рассказе «У истоков революции (из воспоминаний земского статистика)», опубликованном в эмигрантском журнале «Русское обозрение» в 1921 году[4].
В январе 1914 года Яшнов выбирается в Москву, где проводит почти полтора месяца. Там он встречается с друзьями-литераторами (Н. Ашукиным, Л. Зиловым, П. Сухотиным, Ю. Соболевым), которым посвящает новые свои стихи. В конце мая 1914 — сентябре 1915 гг. был командирован в Северную Персию для статистического обследования хозяйства русских переселенцев.
В середине сентября 1915 года его откомандировывают в Петроград. Яшнов становится статистиком-экономистом при управлении делами Особого совещания по продовольствию, позднее (уже после Февральской революции) преобразованного в Министерство продовольствия[2].
Революция в России вынуждает Яшнова осенью 1917 года переехать в Омск, где он занимается продовольственной и кооперативной статистикой в различных органах колчаковского правительства. В этот период увидели свет его работы по экономике Сибири в омском журнале «Промышленность Западной Сибири»[3].
Предчувствуя падение белой власти, в конце 1919 года он уезжает из Омска во Владивосток. Здесь работает консультантом и секретарем ведомства финансов правительства Антонова и сходится с поэтами Всеволодом Ивановым, Арсением Несмеловым, Леонидом Ещиным. На долгие годы его другом становится преподаватель Государственного Дальневосточного университета философ Л. А. Зандер. Во Владивостоке он продолжает печатать свои научные работы. Судя по обрывкам рукописей стихов, он вновь возвращается к поэзии[3].
Работа на КВЖД и изучение КитаяПравить
Судьбы запутанный итог,
Сводимый говором копыта,
Пыль сладковатую дорог,
Цвета и гам чужого быта,
Чужой пейзаж, чужой порог,
Восточной девушки ланиты
И речи кружево чужой
Люблю бродячею душой.
28 ноября 1918. Чжа-лань-тун.
Владивосток не стал постоянным домом Яшнова, и вскоре он переезжает в Маньчжурию. Изучением на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) условий работы занимались прежде всего экономическое бюро, тарифно-показательный музей, метеорологические станции и отделы агрономической части земельного отдела дороги. Здесь собралась целая плеяда талантливых специалистов, свидетельство тому — работы Г. В. Дикого, П. Н. Меньшикова, В. И. Сурина, H.A. Сетницкого и др. Важно было и то, что на протяжении многих лет издавался научный журнал «Вестник Маньчжурии». В Харбине проживало немало сотрудников бывшего Омского правительства. Зная Яшнова как прекрасного специалиста — статистика и весьма доброго сослуживца, они постарались перетащить Евгения Евгеньевича в Харбин, и в 1921 году он переезжает туда. Его очень тепло принял управляющий КВЖД Б. В. Остроумов и назначил агентом Экономического бюро КВЖД (1921—1935). Долгое время это бюро возглавлял бывший министр финансов Омского правительства И. А. Михайлов, который прекрасно относился к Яшнову[3].
Евгений Евгеньевич принял участие и в деятельности пекинского журнала «Русское обозрение», редактором которого был известный профессор и деятель гражданской войны Г. К. Гинс. На страницах этого издания увидели стихи, рассказы и рецензии Яшнова[3].
Зажги, Пекин, вечерние огни
Морщинистой рукой,
От шопота столетий отдохни,
Глаза на миг закрой.
Пусть вновь нарушат старика покой
Слепой судьбы шаги, —
Ты равнодушною качнешь главой. —
Как тень пройдут враги.
И золоту из за запретных стен
Вновь улыбнется май.
Все в мире суета и тлен,
Недвижим лишь Китай.
В 1923 году учёный посетил Москву, где провёл два месяца, после чего вернулся в Харбин. Последняя поездка в Россию состоялась 11-18 апреля 1926 года, в Хабаровск — на I конференцию по изучению производительных сил Дальнего Востока. В 1926 году вышла его большая книга «Китайское крестьянское хозяйство в Северной Маньчжурии». «Напрасно было бы, — отмечалось в предисловии Г. Дикого к ней, — искать главный интерес предлагаемой книги в общих воззрениях автора по вопросу о теории крестьянского хозяйства, которым и сам он отвел лишь ограниченное место в заключительной главе. Хотя эти воззрения и в состоянии вызвать жаркие споры, но кто при оценке книги интересовался бы прежде всего содержащимися в ней общими теоретическими соображениями, тот неминуемо просмотрел бы исключительно крупное и совершенно бесспорное значение предлагаемого труда в сфере „цифр и фактов“, установленных впервые для сельского хозяйства Маньчжурии на основе научных методов исследования». За эту работу Яшнов получил в 1928 году награду Русского Географического общества[3]. С 1926 года и до 1931 года Яшнов активно пишет статьи для «Вестника Маньчжурии».
Японская оккупация Маньчжурии изменила политическую ситуацию. После продажи КВЖД японцам в 1934 году Харбин покидают близкие друзья Яшнова, в том числе и Н. В. Устрялов. Осенью 1935 года уже и сам Яшнов уезжает в Тяньцзинь. Затем, прожив некоторое время в Пекине, в 1938 году он останавливается в Шанхае, где и остаётся до конца жизни.
Последние годы жизниПравить
Почти не сохранилось свидетельств о последних годах жизни Яшнова. Вероятно, он продолжал писать стихи и научные работы. Начавшаяся Тихоокеанская война свела многие его усилия на нет. Сохранился в рукописи только набросок его труда «Темные проблемы экономики сельского хозяйства в Китае». «Бесспорно, — писал Яшнов, — что в настоящее время Китай переживает весьма тяжелый аграрный кризис. Авторы „буржуазного“ направления объясняют его пересеченностью страны. В более „левых“ кругах причины видят в недостатках существующего строя и в „грабительской“ политике империалистов. За последнее десятилетие второе направление приобрело себе немало адептов среди китайских экономистов. К сожалению, несмотря на довольно большую литературу по данному вопросу, многое в нем остается не освещенным, отчасти благодаря отсутствию надежных цифровых материалов, отчасти же в силу предвзятости многих исследователей, что нередко ведет их к забвению некоторых бесспорных предпосылок, которые, казалось бы, должны лежать в основе всяких суждений на эту тему. В результате порой авторы впадают в явные — но, однако, не замеченные ими — противоречия и делают выводы, не соответствующие реальному положению вещей. Цель этой работы — указать на некоторые пробелы в нашем понимании китайского аграрного кризиса»[3].
Яшнов был деятельным участником заседаний Исторического кружка в Шанхае, где он выступил с теорией о строгой периодичности восстаний и революций в истории Китая. Многие запомнили строгую научную аргументацию и живость сообщения. Тема его доклада была «Китай, как изолированное государство». В своем заключении Яшнов отмечал: «Если мы так бессильны предвидеть свою собственную судьбу, то не значит ли это, что в отношении Китая, столь во многом чуждого для нас, дело обстоит еще хуже?.. Но в настоящем и здесь обстановка в данном смысле значительно изменилась. В экономическом отношении он начинает утрачивать свою изолированность и, в частности, постепенно превращается во ввозящую хлеб страну. На политической сцене исчезли северные „варвары“ в виде кочевых или полукочевых народностей Азии. Их место заняли индустриальные государства Европы и Япония»[3].
Это был его последний публичный доклад. В 7 часов утра 25 июня 1943 года перестало биться его сердце. После смерти Яшнова в дом его жены переехал Валерий Перелешин, который совместно с Владимиром Слободчиковым подготовил и издал первую и единственную поэтическую книгу Яшнова «Стихи» (1947).
Личность и характерПравить
Деятельница русской дореволюционной либеральной оппозиции Тыркова-Вильямс вспоминала[5]:
Сын рабочего, он учился только в народной школе, был самодельный интеллигент. И это его мучило. Его многое мучило. Самолюбив и застенчив он был до резкости. <…> Он мне нравился, нравились и его стихи, временами печатавшиеся в «Северном крае». В них была искренность, было чувство слова, было и небольшое дарование. У Яшнова была очень красивая голова, но он был горбун. Щедро задумала его природа и не доделала, испортила, бросила. Чужая красота, полнота чужой жизни вызывали в нем горькое чувство. Он потрясал своими марксистскими лозунгами как шашкой. Мы с ним часто спорили, но за внешней его колючестью была подкупающая прямота и неожиданная мягкость. Не знаю, что с ним потом сделалось, но думаю, что его гордая душа отшатнулась от прежних товарищей, когда они стали называться коммунистами.
Сравнивая Яншова с другим своим другом Иваном Каляевым (впоследствии — убийцей Великого Князя Сергея Александровича) Тыркова-Вильямс отмечала, что «в Каляеве не было внутреннего надрыва, раздиравшего Яшнова».
Душевный надрыв, отмеченный Тырковой-Вильямс, склонность Яшнова к самоанализу, меланхолии и депрессии всё больше проявлялись по мере того, как он с одной стороны всё полнее осознавал невозможность вернуться на Родину, а с другой — всё больше погружался в изучение экономики. Отдушину он находил только в общении с близкими друзьями и книгах[3]:
Жизнь здесь идет прежним темпом и тоном. Философское обнищание прогрессирует, и мы с Н. В. Устряловым порой доходим до того, что пьем «за упокой человечества». «Нет у меня упования на Гвебров и надежды на Ислам; в небесах — пустыня, а земля — лишь кукольный театр», — сказал один старый персидский поэт. Но так как надо же за что-нибудь цепляться, то большую веру подмениваешь маленькими верами (хорошо хоть не верочками) — в работу о китайском крестьянском хозяйстве, в шахматы, в поток прочитываемых книг, в выписки, во встречи, словом — во вседневное.
Во второй половине 20-х гг. Яшнов поддерживал переписку с литературоведом и знатоком творчества Ф. М. Достоевского А. С. Долининым. Проникнув в душевное состояние Яшнова, он писал ему в письме от 14 июня 1927 года:
Затем об испытываемом Вами «стыде за содеянное и сказанное». Стыд за содеянное дело хорошее и хорошо, если на это есть чувствительность. Только я сомневаюсь, чтобы Вы когда-либо совершали «постыдные» деяния и потому у Вас, конечно, это гипертрофия. А вот стыд за сказанное находит у нас вообще, вернее должно было бы находить более пищи. Да и то вероятно не у Вас. Впрочем, Вы указываете совсем не ту причину, у Вас стыд из-за «непреодолимой ничтожности всех наших дел и помыслов». Вообще наша комариность пред лицом непостижимого мира — это одна из наиболее доминирующих нот Вашей души и Ваших мыслей <…> Центральный интерес для меня имеет то место Вашего письма, где Вы говорите, что, повидав много видов религиозности и при том подлинной, Вы пришли «к выводу об относительности религиозных форм и символов веры», что у Вас нет объективных оснований для признания христианства высшей формой. Опыт других религий и сочувственное восприятие его относительных прав есть и для меня очень близкое и если хотите сравнительно новое.
Однако постепенно свелась на нет и переписка с Долининым. В одним из последних, так и не отправленных писем (от 6 апреля 1928 года), Яшнов писал[3]:
Я не так загружен работой и заботами, как Вы, и, однако, пишу редко. Правда, есть у меня оправдание: одно время у нас стали говорить, что у вас там подозрительно относятся к переписке с заграницей. И хотя Харбин — полурусский город с большой и чисто-советской и полусоветской колонией. Но все же я задумался. Впрочем, по-видимому, это преувеличено. Тем более, что наша переписка такая типично личная. Есть и другая — более, б.м., важная причина моего молчания: не то я опустел душевно, не то запутался… Трудно собраться с мыслями. Один лишь туман.
Поэтическое творчествоПравить
Сочинения Яшнова стали появляться в печати с декабря 1899 года, когда вышла его первая публикация — рассказ «В поезде» («Северный край», 1899, 25 декабря; «цикл» путевых зарисовок продолжают рассказы «В вагоне» — там же, 1903, 17 июля; «В дороге» — там же, 1904, 14 марта)). После литературного дебюта Яшнова издатель «Северного края» Э. Г. Фальк, в типографии которого Яшнов работал наборщиком, устроил его в своей газете корректором. Яшнов печатался в «Северном крае» и в дальнейшем — до приостановки издания в июне 1904 года[6].
После высылки в Самару в 1902 году продолжил публиковаться в местных изданиях. В июне был переведён в Вологду, где служил счётчиком в оценочном бюро губернского земства. В марте 1903 года вернулся в Ярославль, вновь был принят в «Северный край» корректором и возобновил общение с кружком литературной революционной молодежи, в том числе с В. А. Смирновым, Н. Каржанским и И. П. Каляевым. Благодаря Каляеву Яшнов выучил польский язык, перевёл книгу В. Гомулицкого «Польская революция 1830—1831 гг.» (СПб, 1906, с предисловием и примечанием Яшнова под псевдонимом Е. Чернский)[6].
В середине 1904 года переехал в Самару, где возобновил сотрудничество с «Самарской газетой» и стал печататься в газете «Самарский курьер»; заведовал там «областным отделом, вёл земскую и городскую хронику… писал срочные областные фельетоны». Большинство его материалов в «Самарском курьере» печаталось под псевдонимами или без подписи, в том числе ок. 70 заметок под рубрикой «Маленькая хроника» (1904, 16 июля … 1905, 16 июля), обзоры «Областная жизнь» (1904, 4 дек. … 1905, 10 февр.), цикл очерков «По уезду» (1904, 28 июля… 1905, 11 июня), рассказы «Омут (Набросок)» (1904, 15 авг.), «Урожай» (1904, 12 сент.). Выступал в газете и под собственной фамилией: этюд «Катя Реймер (Картинка)» (1905, 6 янв.) и др[6].
Первая выявленная публикация стихов Яшнова — «Новогоднее. (Отрывок)» («Самарский курьер», 1905, 1 января). Исследователь С. И. Субботин дал ему такую характеристику: «Насыщенное революционной риторикой стихотворение. Тяготеет к сложившейся в XIX веке традиции русских переводов из Г. Гейне (с их т. н. холостыми строками); „гейневский“ тип строфики и рифмовки в стихах „Люди ждут… На небе тучи…“ („Самарская газета“, 1905, 29 марта), „В дворянской усадьбе“ (там же, 9 июня). Во втором стихотворении из цикла „Осенние мотивы“ (I. „Поднимает утро над рекою…“; II. „Осенний вечер сквозь сеть сквозную…“) („Самарский курьер“, 1905, 25 сент.) и в некоторых позднейших стихах использовал 4-стопный ямб с цезурным наращением, получивший распространение в русской поэзии после опытов К. Д. Бальмонта и М. А. Лохвицкой»[6].
В сентябре 1905 года, после снятия полицейского надзора и ограничений в выборе места жительства, переехал в Петербург, где стал сотрудничать как в большевистских, так и эсеровских изданиях. Тогда же происходит соприкосновение Яшнова с кругами столичной литературно-художественной элиты. После его смерти вдова — Любовь Георгиевна Яшнова — вспомнит рассказы мужа о том, что он «знал в ту пору Вячеслава Иванова, Фёдора Сологуба и других. Встречался с Александром Блоком, стихи которого очень высоко ценил, понимал и увлекался ими до самой смерти»[7][6].
В 1906 выпустил две книги: «Голоса молодости», куда вошли три рассказа, и брошюру «В каменном городе» (кроме одноимённого рассказа, включала стихотворение «Из книги новых пророчеств»), которая была арестована, как и её переиздание под заголовком «В столице» (СПб, 1907). После возвращения из Европы отошёл от литературной и публицистической деятельности.
В марте 1912 года ближайший друг Яшнова Александр Александрович Смирнов предпринял попытку продвинуть в печать полученные от друга стихи. Он отправил их на остров Капри Максиму Горькому, с кем состоял в давних приятельских отношениях, одновременно с открыткой: «…посылаю заказной бандеролью стихи Евг. Яшнова: посмотрите, не подойдет ли в „Сборник“. Мне думается, что у него есть дарование, и оно развивается, но ещё не нашло себя. Душа у него — глубокая и певучая, с сильной религиозно-философской складкой (в хорошем смысле — искренней <так!>, без кувырканий)»[7].
Горький получил бандероль Треплева, когда готовилось к печати руководимое им издание очередного сборника «Знание». Тогда же редактор этого сборника В. С. Миролюбов предложил для включения в него несколько стихотворений А. Блока. На столе Горького они оказались рядом со стихами Яшнова, которые затем были посланы на отзыв Миролюбову. Вскоре, по настоятельной просьбе Горького, рукопись Яшнова, уже с миролюбовскими пометами вернулась на Капри. Ознакомившись с ними, Горький решил не включать в готовящееся издание стихи обоих поэтов и не без досады написал Миролюбову (25 апреля (8 мая) 1912 года): «Стихи Блока переданы <К. П.> Пятницкому, он их и вернет Вам. Мне они показались пустыми. У Яшнова, несмотря на „плечи Ра“, были стихи интересней. „Детский — немецкий“ тоже не ахти как остроумно, умалчивая о том, что „немецкий“ — неверно, а „сахарные ножки“ — совсем уж ерунда»[7].
Тем не менее Горький счел необходимым довести и свое мнение, и мнение Миролюбова до автора понравившихся ему стихов. Об этом известно из горьковского письма Треплеву (от 5 мая 1912 года), не успевшего войти в академический эпистолярий писателя[7]:
Стихи г. Яшнова я показывал В. С. Миролюбову и возвращаю рукопись с его пометками. Я тоже согласен, что рифма «вечера» и «плечи Ра», может быть — виртуозна, но — вычурна. Поэзия живет все-таки там, где больше простоты. «Лазоревка, тинькая, бога на ветку зовет» — а я не верю этому, и мне кажется, что лазорев-ка-то — Зинаида Гиппиус. И — «коряга — как — акула» — не очень красиво. <…> А, за всем этим, стихи г. Яшнова нравятся мне. Было бы прекрасно, если бы он заставил себя писать попроще, а то «феллахи — бисмилляхи» очень уж кокетливо.
Стихи Яшнов продолжал писать до конца жизни, хотя на склоне лет он писал мало и с большим трудом. В одном из писем (около 1928 года) учёный прямо писал о поэтическом «высыхании»[3]:
От меня стихи ушли. Может быть в силу внутреннего усыхания, м.б., по отсутствию окружения (это очень много значит!) и, наконец, м.б., потому, что нельзя же безнаказанно писать экономические книги и статьи. Для них необходимы какая-то совершенно иная упрощенная конструкция мышления, и раз к ней привыкнешь, то трудно вернуться к поэтическому бреду: так и лезут из-под пера суконные фразы. Но я не огорчаюсь. Был же у меня период от 20 до 30 лет, когда я почти не писал стихов, а просто жил и был по-своему счастлив и несчастлив. Конечно, экономика (да еще на чужбине) не дает удовлетворения. Вот кончил еще одну книгу («Китайская колонизация Северной Маньчжурии и ее перспективы») — смотрю на нее, как муж на родившегося у жены от постороннего мужчины ребенка. При чем тут я?.
Научный вкладПравить
«Китайское крестьянское хозяйство в Северной Маньчжурии: Экон. очерк» (1926)Править
Научная карьера Яшнова была неотделима от его профессиональной деятельности. Как сотрудник КВЖД в 1922—1924 годах он осуществил статистическое исследование 70 хозяйств в 18 уездах Гиринской и Хэйлунцзянской провинций, прилегавших к КВЖД; сведения об этих хозяйствах были собраны по очень подробной программе, типичной для русских исследований бюджетного характера. Данное исследование и легло в основу книги «Китайское крестьянское хозяйство в Северной Маньчжурии: Экон. очерк» (1926), которая и принесла Яшнову известность как учёному и была удостоена медали Русского географического общества. Изложению статистического материала в книге предшествовала, по выражению анонимного рецензента, «превосходная глава об источниках, исчерпывающий перечень и особенно критика которых явится огромным подспорьем для всякого, занимающегося вопросом сельско-хозяйственной экономики Китая». Этот же рецензент отмечал, что главы с критикой отчетов Министерства Земледелия и Торговли и глава о мерах и денежных единицах в Китае и Маньчжурии имеют самостоятельное непреходящее значение даже в отдельности от всего последующего изложения.
От цифр приподнимаешь взгляд,
И видишь — годы вдаль летят
Колонной журавлиной.
Любви трагический дымок,
Да дум развеянный песок,
Да сердца Хладный иней.
Мое печально ремесло:
Доказывать, что лишь число
Лежит в основе мира.
(Закономерность величин
В мятелях следствий и причин
Над жизненной пустыней!)
Счастлив был, может, только раз
С забытым другом в поздний час
В хмельном чаду трактира.
Да радость горькую порой
Дарила праздною игрой
Прельстительная лира.
Глава IV («Северная Маньчжурия») и отчасти глава V («Сельское хозяйство в Северной Маньчжурии») носили описательный характер и в сжатом виде повторяли статистическую информацию, ранее издававшуюся в изданиях Экономического Бюро КВЖД. Само исследование начинается только с главы VI («О строении хозяйства»), за которой идет исследовательский анализ капитала, доходов и расходов китайского хозяйства в Северной Маньчжурии, питания крестьян и итогов их хозяйственной деятельности. В этих главах Яшнов даёт детальное описание инвентаря, утвари, построек, а также рациона питания крестьян. Пользуясь данными о средних размерах капитала на единицу площади фактического посева, учёный исчисляет общие размеры капитала, вложенного в крестьянское хозяйство Северной Маньчжурии, а также дает расчеты амортизации хозяйственного капитала. В заключение в работе Е. Е. Яшнова приведены сравнительные данные о капитале китайского хозяйства Северной Маньчжурии и русского крестьянского хозяйства советского Дальнего Востока. Одновременно с исследованием китайского крестьянства, произведенным в Северной Маньчжурии Экономическим Бюро КВЖД, Дальневосточное статистическое управление организовало бюджетное исследование 201 русского крестьянского хозяйства Забайкальской, Амурской и Приморской губерний, результаты которого были опубликованы в книге А. С. Мишкина: «Крестьянские бюджеты Дальневосточной области». Хабаровск, 1925 год. Данными этого исследования и воспользовался Е. Е. Яшнов для сравнения капитала русского и китайского крестьянского хозяйства.
В заключении Яшнов приходит к выводу, что капиталы, вложенные в сельское хозяйство Северной Маньчжурии приблизительно распределяются так: земля — 57 %, строения — 15 %, скот — 9 %, мертвый инвентарь — 6 %, домашнее имущество — 13 %. Сумма капиталовложений по расчету как на душу населения (117 зол. рублей у русских и 100,5 мекс. долларов у китайцев), так и на единицу посевной площади (172 у русских и 118 — у китайцев) у китайских крестьян ниже, чем у русских. Китайцы вынуждаются здесь к крайней экономии, так как около 60 % основных средств у них отнимает земля, которая русскому переселенцу достается бесплатно. Из общей суммы всего капитала (без земли) и те и другие одинаковые части расходуют на хозяйственный инвентарь (14 %) и домашнее имущество (29—ЗЗ%); из остальных видов капитала русские крестьяне большую долю уделяют скоту (28 % против 25 % на постройки), а китайские — постройкам (35 % против 22 % на скот).
Последняя глава книги сводит воедино добытые исследованием конкретные выводы и пытается создать общую картину сельского хозяйства Северной Маньчжурии. Здесь же автор излагает дискуссию между марксистами и народниками по вопросу об эволюции крестьянского хозяйства (марксисты считали, что можно говорить о дифференциации крестьянства, вымывании из деревни середняка, народники опровергали эту идею, утверждая, что современная дифференциация имеет многовековую историю и ничем не отличается от ситуации, существовавшей ранее), которая была неразрывно связан с более давней и куда более масштабной дискуссией о природе крестьянского общества, которую мог, либо не мог объяснить «закон убывающей производительности затрат в сельском хозяйстве». «Сущность его [закона], — писал Яшнов, — состоит в том, что в сельском хозяйстве на любом его данном техническом уровне всякая новая затрата труда или капитала на ту же площадь земли сопровождается не увеличивающимся, как в индустрии, а уменьшающимся количеством получаемых на единицу затрат продуктов (иначе говоря, продукты становятся при этом не дешевле, а дороже). В такой общей формулировке закон принимают, повидимому, все. Возражения начинаются, когда вводят новое условие: изменение технического уровня хозяйства (применение улучшенных орудий, семян, удобрений и т. п.)». Учёный отмечал, что опыт Северной Маньчжурии и Китая вообще не подтверждает теории о неизбежной дифференциации крестьянства и концентрации земельной собственности, а наоборот. Критикуя А. Мануилова, который в своей книге «К теории сельскохозяйственной эволюции», отмечал, что «… крупное хозяйство, под которым мы понимаем хозяйство, обладающее большими капиталами, имеет все шансы на победу над мелким хозяйством», Яшнов указывал, что наличествующий у него материал свидетельствует об обратном — крупные хозяйства всегда будут проигрывать мелким и парцелляция (дробление) крупных хозяйств является более естественным и более расхожим явлением, чем их укрупление[8].
Реакция и критика. Исследование Яшнова получило одобрительный отзыв от его близкого знакомого и соратника по работе в Харбине Н. К. Федосеева[прим. 1], который сравнил труд русского учёного с похожим исследованием Джона Лоссинга Бака[en], которое охватывало 2866 хозяйств из 17 районов в Центральном Китае, выделив слабые и сильные стороны обоих исследований. При этом радикально отличающаяся программа исследований сделала почти невозможным сравнение выводов для Северной Маньчжурии и Центрального Китая.
Куда менее комплиментарным в своих оценках работы оказался анонимный рецензент в статье, подготовленной в «Вестнике Маньчжурии». Высоко оценив саму попытку статистической описи для Китая — страны, бедной на любую отчётность, — он пришёл к выводу, что материала недостаточно для составления каких-либо выводов, тем более таких, к которым приходит Яшнов. Ещё более резкой критики книга удостоилась от марксистов. Лайош Мадьяр в книге «Экономика сельского хозяйства» отмечал: «Яшнов Е. Е. написал книгу в 525 стр., чтобы доказать как раз на примере в Маньчжурии, что в анализе аграрной проблемы правы были народники, а не марксисты… При этом из его полемики видно, что он читал о Марксе, но не читал Маркса…»[10].
Последующие работыПравить
В 1931 году свет увидела статья китайского учёного Ли Сыгуана, в которой автор указывал на периодичность войн в истории Китая[11]. Опираясь на данные Ли, Яшнов «объяснил эту цикличность действием демографического фактора и дал первое описание механизма демографического цикла в истории человеческого общества»[12].
ПамятьПравить
Рассказывая про Яшнова,
Лариса Андерсен мне призналась:
«Знаете... Я же его...
Любила?., да нет… не вполне.
Любила, но больше побаивалась.
Он сложный был очень с людьми.
Боязни потом поубавилось.
Но, честно сказать, и любви.
А я его все донимала,
хотя его как ни стыди…
«Ну что ж вы так пишете мало стихов,
а статьи да статьи…»
А знаете, что он ответил?
Как будто к чему-то готовясь,
став ликом иконно светел:
«Статистика — тоже совесть».
В предисловии к посмертному сборнику стихов Л. Г. Яшнова отмечала, что её покойный муж был более известен как китаевед и остался совсем неизвестен как поэт. Беспокоясь о сохранности архива покойного мужа Яшнова передала часть архива китаеведу С. А. Полевому, жившему в США и работавшему в Гарвардском университете. Сюда вошли только что изданный сборник, некоторые письма, две небольшие рукописи и переплетенная тетрадь стихов. Последние годы жизни вдова Яшнова жила в Свердловске. По утверждению Е. Таскиной, Л. Г. Яшнова перевезла прах мужа и похоронила в Свердловске.
Вернувшись в Россию, Яшнова мечтала о том, чтобы работами мужа пользовались отечественные ученые, поэтому она отправила академику B. М. Алексееву в дар книги Е. Е. Яшнова. Несмотря на это последующие 50 лет о Евгение Яшнове советские историки не вспоминали. Спустя практически полвека с момента смерти учёного советский историк Мугрузин с удивлением отмечал, что идеи оригинального русского учёного остались неизвестны научному сообществу, о нём нет ни статей в биобиблиографических справочниках, на них не ссылаются отечественные учёные. Коротко идеи Яшнова были упомянуты в сводной статье Белоглазова, посвящённой харбинским ориенталистам (1988 год)[13]. В последующие годы именно Белоглазов занимался анализом научного вклада Яшнова (статьи 1998[14] и 2016 гг[15]).
Более полные биографии Яшнова были написаны лишь в конце XX - начале XXI века: в 1999 году Амир Хисамутдинов опубликовал статью, опираясь на архив С. А. Полевого, который содержал и часть архива Яшнова («Поэт и ученый Евгений Евгеньевич Яшнов» («Россияне в Азии» (Торонто). № 6. С.219-233; ее вариант – Проблемы Дальнего Востока, 2002, № 4, с. 169–177)); чуть позже российские исследователи Переверзев и Субботин подготовили биографическую статью, а также составили наиболее полный перечень литературных работ Яшнова.
В 2014 году российский поэт Евгений Евтушенко написал стих «Баллада об одном статистике», в котором изложил ту информацию о Яшнове, которую получил в ходе общения с другой известной поэтессой-эмигранткой Ларисой Андерсен.
Список работПравить
КнигиПравить
Перечень книг включает также рецензии на них
|
|
Статьи в журналах и сборникахПравить
- Яшнов Е. Колонизация Туркестана в последние годы // Вопросы колонизации. — 1915. — № 18;
- Вестник Маньчжурии. 1926. № 9;
- Северная Маньчжурия за три года. 1927. № 10. С. 6-9;
- Урожай хлебов в Северной Маньчжурии // Вестник Маньчжурии. 1927. № 12. С. 21-25;
- Источники познания населения и крестьянского хозяйства Китая // Вестник Маньчжурии. 1928. № 2. С. 54-62; № 3. С. 55-67;
- ЯШНОВ E. Е. История и народное хозяйство К. (К теории истор. кризисов в К.) — ВМ, 1929, 9, стр. 72 — 87; 10, стр. 65 — 77.
- Сельское хозяйство Китая в цифрах [Текст] = Chinese agriculture in figures / Е. Е. Яшнов=E. E. Yashnoff. — Харбин : [б. и.], 1933. — 107 с., 1 л. табл. : табл.; 32 см скрыть Отд. отт. из журн. «Вестник Маньчжурии», № 6-10, 1932 г.
- 4835. ЯШНОВ. Китайское крестьянское, хоз-во. -ЭВМ, 1924, 32, стр. 3 — 8.
- ЯШНОВ Е. Доходы кит. крестьянского хозяйства. — ЭВМ, 1924, 36, стр. 3 — 8.
- ЯШНОВ Е. Источники познания населения и сельского хозяйства К. — ВМ, 1928, 3. стр. 55 — — 66.
- ЯШНОВ Е. Е. Перспективы колонизации М. —ВМ, 1928, 5, стр. 30—42+схема
- ЯШНОВ Е. Е. Китайское и русское крестьянск. хоз-во на Д. Востоке (опыт сравп. характеристики). — ВМ, 1926, 9, стр. 1 — 13.
- ЯШНОВ. Е. Е. Основы быта кит. деревни. — ВМ, 1930, 7, стр. 40 — 45; 8, стр. 53 — 61.
- ЯШНОВ Е. Е. Быт кит. деревни.—ВМ, 1930,8,стр.53-61.
- ЯШНОВ Е. Е. Основы быта кит. деревни. — ВМ, 1930, 7, стр. 40 —45.
(Л), ВМ, 1929, 4, стр. 111—112. 7320. ТРЕТЧИКОВ Н. Г. Библиография финансов Витас. (Книги и журнальные статьи на русскоги и английском яз. по год включительно.) Под ред. и с пред. Н. А. Сотницкого, препода вателя экономического отделения юридического факультета Р Харбине и старшего агента экономического бюро КВжд. — [Харбин, 1930,J4 пси.+70 стр. (Юридический факультет в Харбине/. [Снабжена аннотациями. Советская литература случайна.] Рец. (Яшнов, E. Е.), ВМ, 1930, 6, стр. 110. Библ. Бюлл. 1930, Ц[ стр. 23.
ПримечанияПравить
- Комментарии
- ↑ Федосеев входил в круг харбинских «омичей» — русских эмигрантов, знакомых по работе в Омске. Е. Е. Яшнов в 1931 г. писал Г. Н. Дикому, бывшему заведующему Экономическим бюро КВЖД после И. А. Михайлова: «Н. К. [Федосеев] все еще без работы. Подкормился кое-какими крохами около меня, но, боюсь, что и эта возможность уже исчерпана»[9]
- Источники
- ↑ 1 2 [Яшнова Л. Г.] Яшнов (1881—1943) // Стихи / Яшнов Е. Е.. — Шанхай, 1947. — С. V—XI.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Переверзев, Олег; Субботин, Сергей. На голой грани бытия // Наш современник. — 2011. — № 12. — С. 227—235.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Хисамутдинов А. А. Е. Е. Яшнов — ученый и поэт // Проблемы Дальнего Востока. — 2002. — № 4. — С. 169—177.
- ↑ Яшнов Евг. У истоковъ революціи (изъ воспоминаній земскаго статистика) // Русское обозрение. — Пекин, 1921. — № 5. — С. 32—40.
- ↑ Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. — М. : Московская школа политических исследований, 2007. — С. 109—110.
- ↑ 1 2 3 4 5 Переверзев О. К., Субботин С. И. Из словаря «Русские писатели. 1800–1917» (Е. Е. Яшнов) // Литературный факт. — 2018. — № 9. — С. 437—447.
- ↑ 1 2 3 4 Субботин С. И. «Раскрывает внутреннюю биографию романтиков революции»: Евгений Яшнов об Александре Блоке // Александр Блок: исследования и материалы : сб. статей. — СпБ : Издательство «Пушкинский дом», 2016. — С. 398—413.
- ↑ Белоглазов Г. П. Идеи учёного-экономиста, философа, поэта, эмигранта Е. Е. Яшнова и современность // Национальная ассоциация ученых (НАУ)/ Исторические науки. — 2016. — № 3 (19). — С. 50—52.
- ↑ Кротова М. В. «Омская группа» в эмиграции в Маньчжурии // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». — 2022. — Т. 7, № 2. — С. 26—31.
- ↑ Мадьяр Л. И. Экономика сельского хозяйства в Китае.. — М.—Л. : Гос. социально-экономическое изд‑во, 1931. — С. 111.
- ↑ Lee J. S. The periodic recurrence of internecine wars in China // The China Journal of Science and Arts. Shanghai, 1931. Vol. XIV, № 3, 4 (March — April))
- ↑ Нефедов С. А. Концепция демографических циклов / РАН, Уральское отд-ние, Ин-т истории и археологии. — Екатеринбург: Изд-во УГГУ, 2007—141 с.
- ↑ Белоглазов Г. П. Труды харбинских ориенталистов первой трети XX в. как источник по истории крестьянского хозяйства в Китае и Маньчжурии // Новое в изучении Китая.-М., 1988
- ↑ Белоглазов Г. П. Теория эволюции аграрного строя Китая и Маньчжурии в трудах Е. Е. Яшнова (20-е гг. XX в.) // Россия и АТР.-1998.-№ 4.
- ↑ Белоглазов Г. П. Идеи учёного-экономиста, философа, поэта, эмигранта Е. Е. Яшнова и современность // Национальная Ассоциация Ученых. 2016. № 3-2 (19). С. 50-52.