Это не официальный сайт wikipedia.org 01.01.2023

Никитин, Василий Петрович (ориенталист) — Википедия

Никитин, Василий Петрович (ориенталист)

Васи́лий Петро́вич Ники́тин (1 [13] января 1885[1][2], Сосновец, Петроковская губерния, Российская империя[2]7 июня 1960[3], Франция) — российский дипломат, ориенталист, тюрколог, переводчик и евразиец[4][5]. Награждён сербским орденом Святого Саввы 4-й степени (1912), персидским орденом Льва и Солнца 3-й степени (1913), российскими — Святого Станислава 3-й степени (1914) и Святой Анны 3-й степени (1916)[6].

Василий Петрович Никитин
Дата рождения 1 (13) января 1885[1][2]
Место рождения
Дата смерти 7 июня 1960(1960-06-07)[3] (75 лет)
Место смерти
Страна
Награды и премии

БиографияПравить

Родился 1 (13) января 1885 года в Польше, в городе Сосновец Петроковской губернии Российской империи, на границе с Австро-Венгрией[5] в дворянской семье. Его отец — статский советник Пётр Александрович (ум. 1912), служил на таможне[4][6].

В 1904 году окончил 6-ю Варшавскую гимназию в Варшаве и поступил на арабо-персидско-турецкий разряд в Лазаревский институт восточных языков в Москве[5][7]. Окончил институт в декабре 1907 года[4]. В студенческие годы много путешествовал (Италия, Тунис, Болгария)[6].

Никитин поступил в Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте Министерства иностранных дел, готовившее кадры для российской дипломатической службы. После его окончания на дипломатической службе. В 1909 году впервые побывал в Каджарском Иране, с 1912 года, до и во время Первой мировой войны находился там непрерывно на различных должностях: с февраля 1912 года — секретарь консульства в Реште, с августа 1913 года — временно управляющий консульством, с 31 мая 1915 года — управляющий, с 30 сентября — вице-консул в Урмии. Начальник Никитина, выдающийся востоковед В. Ф. Минорский свидетельствовал его «добросовестность, истинное понимание русских интересов и особенно ценный просвещенный интерес к делу». Параллельно со служебными обязанностями Никитин изучал мёртвый сирийский язык арамейской группы семитских языков[6]. Октябрьская революция 1917 года в России была изменением и судьбы Василия Никитина. Российское вице-консульство в Урмии, как и большинство российских посольств за рубежом, сохранило свою верность временному правительству[8]. Помощник комиссара Временного правительства Виктор Шкловский, который занимался эвакуацией русских войск из Персии, встречался с Никитиным в декабре 1917 года и писал, что Никитин убит при отходе русских войск из Персии[9]. Никитин в июле 1919 года отправился в Париж, став эмигрантом[5][10]. Сам Никитин сообщает[4][6][11]:

14 апреля 1918 закрыл вице-консульство и выехал через Тавриз в Тегеран. Доехав до Казвина, короткий срок работал при полковнике Бичерахове и английском командовании. В июле 1918 прибыл в Тегеран, где исполнял обязанности 2-го драгомана Миссии до 23 мая 1919, когда выехал в отпуск во Францию.

Никитин не натурализовался, жил до смерти апатридом[4][6].

До 1951 года Никитин служил в государственном Французском банке внешней торговли (Banque française du commerce extérieur, BFCE), где в последние годы заведовал отделом экономических исследований и издавал бюллетени по вопросам внешней торговли[4][6].

В 1957 году через берлинский «Комитет по возвращению на Родину» Никитин нашёл в Москве своих сестёр Елену и Лидию[4].

Умер 8 июня 1960 года[5][7][6].

Научная деятельностьПравить

Научная карьера Никитина не удалась. 4 августа 1924 года он писал в письме Георгию Вернадскому[6]:

Всегда чувствовал и до сих пор продолжаю влечение к научным занятиям, но жизнь отталкивала в сторону. Первым и решающим толчком был отказ Латышева принять меня на стипендию в Ист[орико]-филол[огический] инст[итут], чему мешал факт окончания Лазаревского института. Здесь, уже в эмиграции, делал тоже неудавшиеся попытки. Между прочим, и у чехов, которые собирались открывать в Праге что-то востоковедное. Единственное реальное предложение я имел во Львовский унив[ерситет], но условия были крайне шаткие. Я знаю совсем прилично польский яз[ык], т. к. родился в Польше и гимназию кончал в Варшаве. Знаю также болгарский, а сейчас пришлось заниматься сербским и начинаю с ним осваиваться. Если прибавить к этому знание европ[ейских] языков, то получится перечень языковых средств работы довольно внушительный, но товар этот имеет мало спроса и я вынужден работать в одном французском банке в ожидании лучшего. Конечно, парижская интеллектуальная атмосфера, обилие обществ, изданий, библиотек, компенсирует много, особенно когда с течением времени (я с женой здесь уже с июля 1919 г.) образуется круг знакомых. Я имею в виду не русскую среду. От неё отошел после принятия слишком сильной дозы политики в Исполн[ительном] комит[ете] б[ывших] членов Учр[едительного] собр[ания], где я был секретарем юридич[еской] комиссии и где близко видел всю эту стряпню.

По словам Никитина, «сердце тянуло больше к изучению персидской психики, чем к рассмотрению ввоза в Египет сапожного инструмента». Никитин принимал активное участие в работе различных международных востоковедных организаций как признанный эксперт по проблемам Ирана, особенно истории, религии и культуре курдов, и восточной политике России/СССР. Как и другой основоположник курдоведения Александр Жаба, который служил консулом в Эрзуруме, Никитин, будучи крупным учёным, не имел востоковедческого образования и не был академиком[10]. В 1924 году стал членом Азиатского общества (Société Asiatique) в Париже и активным сотрудником его печатного органа Journal asiatique, в 1933 году — иностранным членом Польского ориенталистического общества (Polskie Towarzystwo Orientalistyczne), сотрудничая одновременно в его печатном органе Rocznik Orientalistyczny[5]. Также был членом Société d'Ethnographie française (ныне Société d'ethnologie française, SEF)[6], до конца 1920-х годов — Русского общества изучения Востока[4][6].

Как ориенталист Никитин посвятил себя изучению Ирана, его истории, культуры и литературы. Большую известность принесли Никитину его работы о курдах, поставив его имя в первый ряд мировой курдологии. В 1956 году в Париже издан обобщающий труд Никитина в этой области Les Kurdes. Etude sociologique et historique (на русском языке издан в 1964 году в Москве[12][6][4]). Хотя Никитин не принадлежал к академическому сообществу, книга издана при поддержке Национального центра научных исследований. Предисловие к книге написал Луи Массиньон, ведущий французский ориенталист, заведующий кафедрой исламской социологии в Коллеж де Франс в Париже в 1926—1959 годах. Поэтому книга получила важную научную легитимность. Это первая монография о курдах, изданная во Франции. Труд Никитина освещает проблемы происхождения курдов, их религиозных верований, касается лингвистических и социально-этнографических аспектов курдологии[5]. После Никитина во Франции за такую всеобъемлющую монографию никто не брался[10]. Никитин писал в предисловии автора к французскому изданию[13]:

Следует попытаться объективно представить его [курдский народ] себе таким, каков он есть, со всеми его хорошими и дурными сторонами, отбросив существующие предвзятые суждения.

Особую группу работ Никитина составляют статьи, рассматривающие историю дипломатических отношений стран Ближнего Востока и Европы[14][15]. Несомненный интерес представляет его статья-очерк «Русский дервиш» о пребывании Велимира Хлебникова в Иране, опубликованная в Тегеране в 1955 году[16].

В многочисленных работах в 1920—1950-х годах Никитин использовал новейшую советскую научную литературу. Никитин до Второй мировой войны вёл переписку с советскими востоковедами, в частности с академиком Н. Я. Марром[4], с которым познакомился в Париже в 1927 году, и его аспирантом Арабом Шамиловым. После войны Никитин начал восстанавливать связи с советскими коллегами. Борис Заходер в конце 1950-х годов приглашал Никитина в СССР[6].

ПереводыПравить

Никитин перевёл на французский язык труд историка Ивана Ивановича Гапановича (1891—1982) «Историографическое наследие русского зарубежья», изданный в Пекине в 1935 году. Под названием Introduction à l’histoire de la Russie : historiographie russe hors de la Russie книга вышла в Париже в 1946 году[17]. Также Никитин перевёл на французский язык лекции академика Василия Бартольда «История изучения Востока в Европе и России» (изданы под названием La découverte de l’Asie : histoire de l’orientalisme en Europe et en Russie в Париже в 1947 году)[4][18].

ЕвразийствоПравить

В 1920-е годы в Париже Никитин сближается с группой деятелей евразийского движения, сторонники которого пытались объяснить произошедшие в России революционные события самобытностью её духовного уклада и исторического пути, а также особенностями географического положения (между Востоком и Западом). В 1926—1929 годах Никитин опубликовал более двадцати работ в евразийских изданиях — в журнале «Евразийская хроника», в газете «Евразия», в «Вёрстах» и «Евразийском временнике»[4][6]. В своих автобиографических заметках Никитин писал[5][19]:

Я охвачен евразийскими пространствами <…> Среди моих немногочисленных русских сочинений мое любимое — «Иран, Туран и Россия»[20], сочинение, в котором я подчеркиваю евразийские черты нашего национального характера: турецкая кочевническая простота, богоискательство. И моя статья «Ритмы Евразии»[21].

В 1930 году Никитин ушёл из евразийства. В 1954 году Никитин так описал мотивы своего участия, а затем ухода из движения[4]:

Я примыкал к евразийству с 1926 по 1930 г. главным образом из-за интереса проявляемого этим движением к Востоку, писал в его изданиях (главная статья моя «Иран, Туран и Россия»), делал доклады о культуре Ирана в евраз[ийском] семинаре и т. д. Мои материалы не исчерпывают, конечно, истории евразийства, так как в «святые святых» я не проник, но они могут явиться полезным дополнением для будущего историка этого движения, несомненно, заслуживающего быть изученным. До известной степени оно может считаться продолжением славянофильства в своем антиевропейском аспекте, но в основном евразийство было проявлением оригинальной русской общественной мысли в эмиграции. Оно было спровоцировано большевицкой агентурой, но этой стороны деятельности его я не знаю. Помню лишь, что в Россию ездил некто Арапов[22] и что на эту связь с Родиной возлагались, по-видимому, какие-то надежды. Так или иначе, но к концу 1929 года (после моей серьёзной болезни, выведшей меня из строя на 3 месяца) евразийство впало в идеологический (между правым и левым крылом его) и финансовый кризис, что в 1930 г. привело к прекращению его выступлений в печати или на собраниях.

Из выписок из записных книжек, касающихся евразийства, Никитин формировал с 1930 года более сорока тетрадей так называемой «Книги беженского житья»[6], жанр которой М. Ю. Сорокина определяет «как „записи с голоса“, своего рода разновидность oral history». Никитин поддерживал тесные отношения с историком-евразийцем Георгием Вернадским, с которым переписывался с 1924 по 1959 год[4].

Ремизовиана. Дружба и литературное сотрудничество с А. М. РемизовымПравить

Никитин — один из постоянных персонажей автобиографической прозы писателя Алексея Ремизова 1940—1950-х годов, «бывший урмийский консул, почётный легион и все персидские наречия от древнего пехлеви до современной арабской прослойки, эмир обезвелволпала»[23]. Никитин получил прозвище «эмир» в Обезьяньей Великой и Вольной Палате царя Асыки (ОБЕЗВЕЛВОЛПА́Л)[5] и почтён грамотой о принятии в члены этого шуточного «тайного» общества, придуманного А. М. Ремизовым[4][6].

После переезда Никитина в 1943 году в дом на парижской улице Буало, 7, где жили Ремизовы с 1935 года, Никитин и Ремизов становятся соседями и друзьями[4][6]. Никитин — среди постоянных посетителей Ремизова, вдохновитель и непременный участник «восточных бесед», проходивших на квартире Ремизова по четвергам[24]. Ремизов консультировался у Никитина по вопросам этимологии, разного рода памятников персидской и арабской литературы и фольклора, а также исторических реалий, спрашивал совета, просил принести нужные книги. Многолетние записи Никитина — неоценимый биографический материал для изучения окружения Ремизова в годы его парижской эмиграции, интересов и пристрастий писателя в последний период его жизни. В Рукописный отдел ИРЛИ Никитиным были переданы записи «ремизовианы» за 1954, 1956 и 1957 годы[25]. Никитин отмечал[5]:

С 1943 по 1953 я регулярно вёл записи моих посещений у А. М. Ремизова. Эта Remizoviana, за 10 лет, находится в Нью-Йоркском архиве эмиграции[26]. Болезни, как А. М., так и мои, нарушили установившийся за долгие годы порядок наших отношений. Я перестал бывать ежедневно <…> Теперь как будто опять налаживается возможность встречаться по-прежнему и вести записи о наших беседах.

Проникновенные страницы посвящены Никитину в книге Ремизова «Мышкина дудочка»[6][27]:

Моё восточное соединяет меня с нашим востоковедом «эмиром» Василием Петровичем Никитиным, кудесником нашего Оракула и чернокнижником (Чёрными книгами[en] весь его подвал забит). Жил «Эмир» на 4-м <…> а теперь на 8-м, выше некуда. В светлые ночи, после трудов, любуется он на Париж, вышептывая любимые стихи Мохамеда Икбаля из Лагора:

Долина любви очень далека, дорога длинная, но
свершение столетнего пути в одном вздохе мгновенно.
В поисках трудись и не выпускай из рук полы надежды,
богатство там, ты обретешь его в конце пути мгновенно.

<…> Его называют «марид» — «дух отреченья и изгнанья»; возможно, что он и есть «марид», но только добрый из маридов — «инфид» <…> Он знает мое пристрастие к словам и чудесному — к тому, что не бывает, а только живет в человеческом желании, — к легендам, сказкам, вымыслам. Из каждого нашего свидания я всегда что-нибудь получаю чудесное и всегда жду персидской субботы.

Никитин переводил и толковал Ремизову восточные тексты[4]. Наталья Кодрянская свидетельствует[28]:

Материалы Алексею Михайловичу доставал и переводил с арабского и персидского его долголетний друг и сосед ориенталист В. П. Никитин. Эти сказки вошли в сборник «Павым пером», последнюю книгу Ремизова, подготовленную им к печати.

ПамятьПравить

В начале 1950-х годов Никитин написал мемуары «Арабески: почему я стал восточником?»[4].

В 1961 году опубликованы воспоминания в журнале Folia Orientalia за 1960 год отделения Польской академии наук в Кракове[29]. В том же издании опубликован единственный некролог[5][6], который написал иранист Франтишек Махальский[pl][7].

В 1964 году в СССР издана на русском языке книга Василия Никитина «Курды»[6][4][5]. Перевёл с французского книгу востоковед Иван Омарович Фаризов (1923—2012)[12], автор уникального «Русско-курдского словаря. Около 30 тыс. слов» (1957)[30].

Архив Никитина хранится в Бахметевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке. Другая часть архива Никитина хранится в Институте восточных рукописей Российской Академии наук в Санкт-Петербурге[31]; некоторые материалы, связанные с А. М. Ремизовым, были переданы Никитиным в Пушкинский Дом (ИРЛИ РАН)[4]. Письма и работы Никитина сохранились в личном фонде академика Владимира Гордлевского в Архиве РАН[6]. Наталья Юрьевна Грякалова опубликовала воспоминания Никитина из архива Никитина в фонде А. М. Ремизова в Пушкинском Доме (ИРЛИ РАН) в 1993 году[5]. В 2001 году М. Ю. Сорокина опубликовала записи из «Книги беженского житья» и письма Г. В. Вернадскому, в 2014 году — очерк «Мое знакомство с А. М. Ремизовым (А. М. Ремизов и востоковедение)» из личного фонда Никитина в Бахметевском архиве, а также очерк «Каларудхан» в 2014 году из личного фонда В. А. Гордлевского в Архиве РАН[4].

Личная жизньПравить

Жена — Лаура Леандровна (род. 1880)[5].

ПримечанияПравить

  1. 1 2 Vasilij Petrovič Nikitin // MAK (польск.)
  2. 1 2 3 4 http://www.russiangrave.ru/assets/files/POLNII_TEKST_PYBLIKACII_-_NIKITIN.pdf
  3. 1 2 Bibliothèque nationale de France Basile Nikitine // идентификатор BNF (фр.): платформа открытых данных — 2011.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 Сорокина М. Ю. Василий Никитин: Свидетельские показания в деле о русской эмиграции // Диаспора: Новые материалы. — Париж; СПб.: Athenaeum-Феникс, 2001. — Вып. 1. — С. 587-644.
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Никитин В. П. «Кукушкина» (Памяти А. М. Ремизова). Воспоминания. Публикация Н. Ю. Грякаловой // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1990 год / Российская академия наук. Институт русской литературы (Пушкинский Дом). — Санкт-Петербург: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1993. — С. 268-306. — ISBN 5-7331-0022-2.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 Сорокина М. Ю. Basile Nikitine: «эмир» из «страны голубых антилоп» // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. — М.: Наука, 2014. — Вып. 5. — С. 429—466.
  7. 1 2 3 Machalski, Franciszek. Basile Nikitine. 1.I.1885-8.VI.1960 (фр.) // Folia Orientalia. — 1960. — Vol. II, livr. 1/2. — P. 211-213.
  8. Бижан Аманж Надим Бижан. Курдоведение в России в начале XX века // Вестник ТГУ. — 2021. — № 190.
  9. Шкловский, Виктор Борисович. Сентиментальное путешествие. — М.: Новости, 1990. — С. 272. — 362 с. — (Голоса истории). — ISBN 5-7020-0045-5.
  10. 1 2 3 Ray, Marie & Scalbert-Yücel, Clémence. Knowledge, ideology and power. Deconstructing Kurdish Studies (англ.) // European Journal of Turkish Studies. — 2006. — Vol. 5. — doi:10.4000/ejts.777.
  11. BAR. Coll. Nikitin V.P. Box 8
  12. 1 2 Никитин, Василий. Курды = Les Kurdes : étude sociologique et historique / Пер. с фр. и ред. И. О. Фаризова. — Москва: Прогресс, 1964. — 432 с.
  13. Никитин, Василий. Предисловие автора к французскому изданию // Курды = Les Kurdes : étude sociologique et historique / Пер. с фр. и ред. И. О. Фаризова. — Москва: Прогресс, 1964. — С. 20. — 432 с.
  14. J. D. Pearson (comp.). Index Islamicus, 1906–1955: A catalogue of articles on Islamic subjects in periodicals and other collective publications / compiled by J. D. Pearson with the assistance of Julia F. Ashton. — Cambridge: W. Heffer & Sons Ltd., 1958. — 897 p.
  15. J. D. Pearson (comp.). Index Islamicus supplement 1956–1960: a catalogue of articles on Islamic subjects in periodicals and other collective publications. — Cambridge: W. Heffer & Sons Ltd., 1962. — 316 p.
  16. Письма A. M. Ремизова к В. Ф. Маркову. Публикация В. Ф. Маркова (нем.) // Wiener Slawistischer Almanach. — Leipzig: Biblion Media GmbH, 1982. — Bd. 10. — S. 432.
  17. Gapanovich, J.-J. Historiographie russe hors de la Russie : introduction a l'histoire de la Russie / Traduction et notes par Basile P. Nikitine, pref. du baron Michel A. de Taube. — Paris: Payot, 1946.
  18. Barthold, V.V. La découverte de l'Asie : histoire de l'orientalisme en Europe et en Russie. — Paris. — Vol. Payot. — P. 1947. — (Bibliotheque Historique).
  19. Nikitine, Basile P. Mes réminiscences polono-orientales (Notes autobiographiques) (фр.) // Folia Orientalia. — 1960. — Vol. II, livr. 1/2. — P. 175.
  20. Никитин, Василий Петрович. Иран, Туран и Россия // Евразийский временник. Кн. 5. — Париж: Impr. de Navarre, 1927. — С. 75-120. — 311 с.
  21. Никитин В. П. Ритмы Евразии // Евразийская хроника. — Париж: Евраз. кн. изд-во, 1927. — Вып. 9. — С. 46-48.
  22. Арапов, Пётр Семенович (1897—1938), племянник П. Н. Врангеля. В 1930 году прибыл в СССР и был арестован. После суда в 1934 году содержался в Соловецкой тюрьме особого назначения. Расстрелян в 1938 году.
  23. Ремизов, Алексей. Мышкина дудочка. — Париж: Оплешник, 1953. — С. 158. — 200 с.
  24. Грякалова Н. Ю. Очарованный словом // Ариаварта. Историко-научный, литературно-философский журнал. Начальный выпуск. — СПб., 1996. — С. 238.
  25. Remizoviana. 1956: ИРЛИ, ф. 256, оп. 2, № 42, л. 1
  26. Sinany Hélène. Archives de l'Université de Columbia (New York) relatives à Aleksej Remizov (фр.) // Cahiers du monde russe et soviétique. — 1976. — Janvier-mars (vol. 17, no 1). — P. 113-123.
  27. Ремизов, Алексей. Мышкина дудочка. — Париж: Оплешник, 1953. — С. 69, 70. — 200 с.
  28. Кодрянская, Наталья Владимировна. Алексей Ремизов. — Париж, 1959. — С. 112. — 328 с.
  29. Nikitine, Basile P. Mes réminiscences polono-orientales (Notes autobiographiques) (фр.) // Folia Orientalia. — 1960. — Vol. II, livr. 1/2. — P. 153-176.
  30. Ильченко Е. В. ЭС: И. О. Фаризов  (неопр.). Летопись Московского университета. Московский государственный университет. Дата обращения: 18 марта 2022. Архивировано 27 октября 2021 года.
  31. ИВР РАН. Ф. 127; 181 дело за 1911-1958